Москва отсчитала десятилетие второго генерального плана реконструкции. Но стройка не остановилась. Она продолжается год за годом...
Попытаемся, читатель, представить будущий вид города, не претендуя, конечно, на полную документальность и точность.
Мы подъезжаем к городу с юга по автостраде Симферополь — Москва. Впереди уже встает зеленый пояс Москвы: леса Теплого Стана, густой массив парка Ленинf — бывшее Царицыно, рощи Коломенского.
На обочине автострады появляется яркий, светящийся транспарант. На нем только одко слово — «Москва». И чуть поодаль серебряная стрела, указывающая вперед, и надпись: «Магистраль Юг — Север».
Этой городской магистрали не было на плане Москвы 1955 года. Она создана позднее и теперь пересекает город точно по меридиану. Ее так и называют — «Московский меридиан».
Город начинается, чувствуется почти сразу, дома обступают вас, естественно вырастая из зелени деревьев. Дома все в плюще и декоративном винограде. Зелеными, багряными, желтыми волнами поднимается эта настенная зелень с этажа на этаж, вьется между окнами, обвивает балконы.
Слева от магистрали лежит Юго-Запад — самый молодой район Москвы, чье возникновение относится к началу пятидесятых годов нашего века.
Он вырос на Ленинских горах. На просторном плато, среди живописных холмов, поросших дубом, лиственницей, ясенем, пролегли улицы. Здесь целые кварталы светлых крупнопанельных зданий. У них нет «лицевого» фасада, они «всефасадны»; у них нет «черных» дворов, — с какой стороны ни подойди к дому, он одинаково приятен. Улицы не огорожены сплошными стенами зданий: дома стоят свободно», отделенные друг от друга зеленью садов, спортивными площадками, водоемами. Новый город составляет единое целое с пейзажем Ленинских гор.
В этом самом высоком и климатически самом здоровом районе Москвы живет около двух миллионов человек. Здесь десятки научных институтов, главные здания Академии наук СССР. Это город науки в Москве.
В центре Юго-Запада — Московский университет. Это от него пошли проспекты Ленинских гор.
За университетским парком, там, где обрывается высокий берег, к воде спускается широкая каменная лестница. Неподалеку от нее сквозная арка моста переброшена через реку. Полотно моста врезалось в отрог обрывистого берега, в глубоком тоннеле пронизывает Ленинские горы и далеко от реки выходит на плато Юго-Запада.
А на противоположном берегу реки, где лежала когда-то низина Лужников, раскинулся крупнейший стадион столицы.
Прозрачный купол высится над чашей стадиона, над его трехъярусными трибунами. Зимой, когда воет вьюга и ветер срывает с крыш колючую поземку, на зеленом поле стадиона — футболисты в майках и трусах. Летом здесь на гладких ледяных дорожках проходят конькобежные соревнования...
Машина идет по магистрали Юг — Север. Впереди канал, спрямляющий центральную петлю Москвы-реки. Он проложен в глубокой выемке.
В обход Кремля, разгружая центр города от корабельной суеты, по каналу проходят суда.
Среди них товарный электроход какого-то нового типа. Он идет величайшей водной дорогой мира: Москва — Сталинград — Астрахань — Каспийское море — Омск — Диксон — Карское море — Маточкин Шар — Петрозаводск — Ленинград — Москва.
Таким же широким, как магистраль, мостом машина пересекает канал и все дальше устремляется по проспекту Юг — Север. Справа, в зеленых просветах между домами, видна Москва-река у ее подходов к Южному порту. А впереди — Парковое кольцо. Зеленым венцом шириною добрых шестьдесят метров и длиною сорок четыре километра окружает оно Москву. Наша магистраль пересекает Парковое кольцо как раз на площади бывшей Серпуховской заставы.
Сплошным потоком идут машины по кольцу. Такой же поток движется с нами по магистрали. Казалось бы, неизбежна остановка, длительное, надоедливое ожидание у закрытого светофора. Но светофора нет, машины не сбавляют скорости: магистраль проходит над Парковым кольцом по высокой эстакаде, площадь лежит под нами, одетая не то в асфальтовую, не то иную разноцветную мозаику.
Снова впереди все та же прямая магистраль и эстакада над новым Бульварным кольцом.
Машина идет сейчас по центру давно застроенного Замоскворечья, но нет ощущения однообразия и узкого коридора. И не только потому, что магистраль широка. Навстречу бежит расширенный участок, где лежит сквер, зеленеющий купами деревьев, или бьет фонтан среди цветочного партера. То мелькнет белая скульптурная группа, проплывет памятник народному герою, то, наконец, на улицу выйдет полная прохлады опушка парка.
Дома теплы и солнечны. Они сложены из плит цветного бетона. То здесь, то там поблескивают яркие орнаменты из керамики, золотистая смальта, цветной витраж. И все это вместе с зелеными, вишневыми, красными листьями вьющихся растений создает выразительную, чуть подсиненную воздухом гамму красок.
Москва получила свой неповторимый цвет, не похожий ни на нежносероватые тона Ленинграда, ни на сплошь белые города юга. В столице преобладают сочные тона, они подчеркивают четкость объемов зданий, помогают им сохранить выразительность и в прозрачном воздухе весеннего утра и в полусвете зимних сумерек...
Наша магистраль уже приближается к центру столицы, но так же стремителен бег машины.
Указатель скорости отмечает: восемьдесят семь километров в час. Это обычная скорость в Москве: над магистралью то и дело мелькает предупреждающий транспарант: «Не ниже 70 км».
Магистраль не знает пересечений на одном уровне: вот только что мы миновали Добрынинскую площадь, пропустившую под собой в тоннеле густой поток Садового кольца. На менее ответственных перекрестках для пешеходов сооружены пандусы под полотном магистрали, а для машин — плавные ответвления, мягко вписанные в магистраль. Машинам, как поездам в метро, никто и ничто не мешает. Так во имя чего искусственно снижать скорость, присущую машине, и терять время?
В несколько рядов идут машины, сотни, тысячи машин. А на магистрали — тишина. Только слышно шуршание шин — словно отдаленный шум прибоя в безветренный летний день.
И это естественно. Пусть гудки машин еще не сняты — кто знает, быть может, они понадобятся в загородных поездках где-нибудь на второстепенных проселках, — но в Москве гудок запрещен раз и навсегда. К тому же и мотор не урчит: подобно гудку, бензиновый мотор изъят из Москвы — в столицу допущены только электродвигатели.
Так откуда же возникнуть уличному шуму, если ко всему этому резиновые прокладки полностью исключили всякое дребезжание даже многоместных автобусов?
И еще одно характерно для магистрали — чистота. Не просто чистота, а какая-то блистающая, прозрачная чистота мостовой, тротуара, воздуха, неба.
Большие белые машины идут по магистрали, сметая пыль, всасывая ее широкими раструбами в свои вместительные цистерны и поливая улицу — то голубую, то желтую, то синюю. И никому из москвичей не придет на ум бросить, скажем, окурок не в урну, а на эту нарядную одежду дороги, как неудобно, бросить конфетную бумажку на полированный гранитный пол подземной станции Московского метрополитена.
Чисто не только на улицах —чисто и во дворах. Темные дворы-колодцы уже не существуют в Москве. Каждое здание теперь омывается светом и воздухом. Не только со стороны улицы и в глубине кварталов, но и во дворах—садовые насаждения, цветы. И даже если в доме большие магазины, требующие ежедневного подвоза продуктов, машины не разгружаются во дворе: по специальному спуску они въезжают в тоннель под домом.
И как может быть не прозрачен воздух Москвы, когда она полна зелени, когда так тщательно убирают ее мостовые, когда на улицах нет выхлопных газов автомобилей и над гигантским городом не поднимается ни единого дымка в прозрачное высокое небо?..
Все ближе и ближе подходит машина к центру города. Уже позади Водоотводный канал, Москворецкий мост из светлорозового гранита — и перед нами знакомая панорама Кремля: красочные главы Василия Блаженного, зубчатая стена, сбегающая уступами к Москве-реке, Красная площадь.
Вырываясь из Замоскворечья, магистраль Юг — Север проходит по мостам канала и Москвы-реки: здесь, на левом берегу, пройдя считанные десятки метров, машина неожиданно ныряет под землю.
Тоннель пробит под Китай-городом, под площадями и проспектами центра: для магистрали крут подъем на Китайгородский холм, а московский центр так законченно спланирован, что не было резона прорезать сквозь него новый проспект.
Машина идет по тоннелю, но мы не чувствуем подземелья. И не только потому, что тоннель просторен и высок, что воздух в нем безукоризненно чист, что стены его одеты гладким камнем, что он залит отраженным светом зеркальных ламп дневного света.
Немалую роль в этом играет и меняющаяся степень его освещенности.
Если там, на земле, стоят осенние сумерки, лампы тоннеля горят не в полную силу. Если же на поверхности летний солнечный день, они заливают тоннель таким же ярким светом. И вот это-то отсутствие резкой перемены силы света при входе в тоннель не только не ослабляет остроты зрения водителя машины, но почти неощутимо и для пассажиров.
Машина идет по тоннелю, а над ним стоят площади центра.
Площадь Свердлова... Дома почти все те же, только гостиница «Москва», обнявшая теперь целый квартал, выдвинула к площади один из своих корпусов.
Противоположная Большому театру сторона площади широко раскрыта. Ступени монументальной лестницы, поднимающейся к Китай-городу между гостиницей «Метрополь» и Музеем В. И. Ленина. На фоне кремлевских башен на площади Свердлова вырисовывается памятник Якову Михайловичу Свердлову.
В Театральном сквере из круглого водоема с шумом летят вверх прозрачные струи фонтана. Вокруг бассейна — хоровод детских фигур из белого мрамора. Кажется, дети кружились в танце и лишь на мгновение остановились, чтобы полюбоваться фонтаном, осыпающим их радугой брызг.
Преобразилась и площадь Дзержинского, Она перепланирована, раздалась в длину и ширину, подойдя вплотную к зданию Политехнического музея. В центре площади — памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Окруженная новыми домами, площадь стала торжественной и строгой, напоминая площади Ленинграда.
Изменился Китай-город — наиболее тесное в старой Москве скопление домов. Теперь здесь образовались более просторные кварталы из лучших прежних домов и новых зданий центральных учреждений. И впервые за много столетий зелень нашла себе место в каменном Китай-городе...
Полтора километра тянется тоннель под московским центром и выходит на поверхность ближе к Трубной площади.
Здесь начинается северный отрезок магистрали. Она идет двумя параллельными лучами. Правый луч перерезает сутолоку переулков и, наконец, достигает зеленой гущи Пушкинского (Останкинского) парка. Левый луч проходит поблизости и в конце концов вливается в то же Останкино.
Между обоими лучами — зелень. Кажется, где-то там, на севере, в районе Пушкинского парка она прорвала границу города и зеленым потоком хлынула к центру. Зеленым клином входят подмосковные леса в каменное тело города.
Снова все то же прямое и широкое полотно, снова двухэтажные пересечения с бульварными и парковыми кольцами. Снова все тот же предупреждающий транспарант: «Не ниже 70 км». И тем не менее этот северный отрезок магистрали отличен от ее южной половины.
Быть может, это потому, что на каждом из двух лучей движение одностороннее: на восточном — только на север, на западном — только на юг. Может быть, оттого, что здесь еще больше зелени и цветов. Или потому, что на этом отрезке магистрали дома стоят еще просторнее. А может быть, причина в том, что именно здесь, на былых пустырях, прорезанных ныне магистралью, широко и смело пробуют новую облицовку зданий, новые строительные материалы.
В частности, на границе прежней Марьиной рощи только что возведен стеклянный жилой дом. В нем все из стекла: стены, потолки, полы, оконные рамы, двери, даже плита на кухне.
Днем этот дом, собранный из стеклянных блоков, светло-синего и цвета слоновой кости, переливается на солнце, как камень-самоцвет. Ночью, когда в нем загораются огни, он похож на огромную призму, сияющую изнутри. И в то же время все, что происходит в доме, не видно с улицы: сложенный из рифленого стекла, он так преломляет свет, что через стены ничего не разобрать, словно сквозь окно, густо подернутое инеем...
Перешагнув путепроводом через железную дорогу, магистраль входит в Пушкинский парк.
Здесь аллеи-просеки разрезают старый лес, связывают с небольшими лесными гостиницами и лагерями отдыха на опушках.
Пешеходные туристские тропы ведут к запрятанным в чащах лужайкам, к искусственному «хаосу скал», напоминающему Алупку в Крыму. Дорожки вьются вдоль ручьев, шумно сбрасывающих с камней вспененную воду. Далеко вглубь парка уходят аллеи для верховой езды и прогулок на велосипедах.
Местная река, приняв в себя волжские воды из Химкинского водохранилища, породила новые лесные озера с нетронутой молодой травой по берегам, и водные праздники проходят здесь особенно непринужденно
. Гордость парка - обширный Главный ботанический сад Академии наук: вековые сосны, дубовые и березовые рощи, пруды, дендрарии, плантации, музеи, питомники. В центре сада - главная оранжерея «Хрустальный дворец». Здесь на открытом воздухе и в теплицах собраны сотни тысяч видов и разновидностей культурных и дикорастущих растений — вся флора земного шара.
Вот поднялись купы гигантских тропических деревьев — их родина за Атлантическим океаном. Распластались мхи и карликовые березы тундры. Таежные леса Сибири соседствуют с густыми зарослями бамбука и пробкового дуба, серебристые пихты Урала - с представителем древнейших эпох, огромным энцефаляртосом. Здесь же аллеи деревьев, подстриженных и расположенных в стиле старых парков, и скупая растительность саванн и пустынь. Зимой рядом с застекленными оранжереями тропической флоры стоят опушенные снегом бронзоствольные сосны и темнозеленые ели. В двух шагах - пышное цветение экваториальной растительности и строгий ландшафт морозного Севера.
Оранжереи сада рассказывают историю развития растительного мира. И тут можно увидеть новые культуры, созданные советскими учеными-биологами, наглядно познакомиться с трудами великих преобразователей природы — Тимирязева, Мичурина, Вильямса...
У главного входа в Ботанический сад на мраморе выбиты слова Тимирязева:
«Когда-то, где-то на земле упал луч солнца, но он упал не на бесплодную почву, он упал на зеленую былинку пшеничного ростка... Ударяясь о него, он потух, перестал быть светом, но не исчез... В той или другой форме он вошел в состав хлеба, который послужил нам пищей. Он преобразился в наши мускулы, в наши нервы... Он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу».
Еще сотня-другая метров -- и на обочине магистрали тот же светящийся транспарант, что вы видели на юге, в лесах Теплого Стана, и на транспаранте то же короткое, звучное слово — «Москва».
Здесь конец многокилометровой магистрали и северная граница города.
Много раз запечатлены красивые виды Москвы с кремлевских колоколен, с Ленинских гор, с крыши гостиницы «Москва», с террас высотных зданий. Однако неповторимая панорама воплощенного в камне вдохновенного труда советских людей полностью раскрывается только с самолета.
Вот мы на высоте, где ходят облака, где в знойный полдень заряжаются молнии и откуда зимой идет снег. В пасмурную погоду Москва закрыта облаками, но в ясный день с воздуха можно разглядеть весь город как на ладони.
Москва расстилается под нами во всем своем, кажется, бескрайном просторе. Как на гигантской карте, отчетливо прочерчены линии улиц. Можно смерить взглядом всю длину «Московского меридиана», пересчитать бульварные и парковые кольца города. А кругом дома, дома и, пока видит глаз, пестрое море крыш — красных, серых, синих, оранжевых. Темнозеленые пятна садов и парков соединены полосками бульваров. Отсюда мы одновременно различаем окружающие Москву серебристые ленты каналов, бархатные покровы пригородных лесов, яхты на Химкинском озере и, словно игрушечные, электропоезда, бегущие по ниточкам рельсов к Москве и от Москвы.
На всю жизнь врезается в память облик Большой Москвы.
Да, строитель Москвы потрудился не напрасно. Он создал город, о котором мечтали бойцы, шедшие в бой за Перекоп, Волочаевку, Царицын, о котором так горячо говорили в промерзших общежитиях и слушали лекции первые рабфаковцы — молодежь двадцатых годов, который строили вчерашние солдаты, разгромившие врага здесь, под стенами Москвы, под Сталинградом, на Одере, у стен берлинского рейхстага.
И закономерно, что в центре города, над гладью реки, возвышается монумент: величественная фигура рабочего-строителя Москвы...
Бесконечно разнообразен город. В нем бережно сохранены драгоценные черты восьмисотлетней истории Москвы, и в то же время он весь небывалый, новый. В нем воплотились традиции русского национального зодчества — «нераздельность красоты и пользы», это город счастливых людей, завоеванный гением и трудом народа.
Построенная страной столица, как зеркало, отражает великое преображение самой страны.
Идет время... Оно наше, оно работает на нас. Каждый год приносит Москве и стране новые победы.
Какие штрафы грозят тем, кто затевает ремонт в своей квартире
Теория и практика
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
