От центра города отходит, плавно поднимаясь на холм, широкая и просторная магистраль. Улицу обступили высокие здания, и свет играет на полированном граните фасадов, зажигает блики на зеркальных витринах, дробится в листве деревьев. Каменные громады домов разделяются то бронзой въездных ворот, то цветущим сквером, памятником, аркой. До поздней ночи здесь не затихает движение, а глубоко под улицей проносятся поезда метрополитена.
Так выглядит сегодня главная артерия столицы, многокилометровый проспект: улица Горького — Ленинградское шоссе.
На Белорусский вокзал, что стоит на этой магистрали, приехал в Москву Алексей Максимович Горький. На этой улице народ приветствовал челюскинцев и первых Героев Советского Союза, смелых исследователей Арктики — экипаж ледокола «Седов», папанинцев, и великих авиаторов — Валерия Чкалова и Михаила Громова, возвращавшихся после первых перелетов из Москвы в Америку через Северный полюс.
В метелице белых листовок, в цветах открытые машины отважных сынов Родины еле двигались сквозь толпы народа.
Война надолго погасила уличные огни, укрыла блестящие витрины грудами мешков и тесовой обшивкой. Непроницаемые шторы плотно загородили свет окон. Ночью водители машин и редкие пешеходы ориентировались лишь по кромке тротуаров, смутно белевшей в темноте.
Незабываемой осенью 1941 года по улице Горького шли с лопатами отряды строителей подмосковных укреплений. На Ленинградском и Волоколамском шоссе, продавливая гудрон, катились танки и пушки Советской Армии: именно отсюда Москва казалась фашистам ближе всего...
Минули боевые грозы, и в сентябрьские погожие дни 1945 года Белорусский вокзал принимал поезда, увитые краевыми лентами, гирляндами хвои, ветвями берез: возвращались домой герои Великой Отечественной войны. На перроне, на площади, на улице было тесно от народа, и всюду флаги, яркие осенние цветы, знамена, музыка оркестров.
С каждым годом все больше трудящихся и государственных деятелей зарубежных стран принимает главная магистраль. Гости, прибывающие с Запада, с нее начинают знакомство с Москвой, со страной социализма.
У нас в стране главный московский проспект знают многие живущие далеко от столицы: редкий приезжий не побывает здесь. Посмотреть улицу Горького, значит почувствовать могучий пульс великого города. Неузнаваемо изменился облик магистрали. Реконструкция улицы Горького подходит к концу, скоро будет завершена застройка Ленинградского шоссе, и пока еще не исчезли на них приметы прошлого, пройдем не спеша вдоль улицы, чтобы вспомнить кое-что из ее истории.
Улица Горького, бывшая Тверская — ровесница самой столицы: здесь издревле пролегала важная торговая и военная дорога к Тверскому княжеству, сопернику феодальной Москвы. За первые четыре столетия улица обстроилась от Кремля до нынешней площади Пушкина. Дальше дорога шла пахотными полями и лесом. В XVI веке Тверская подошла к современной площади Маяковского. За площадью выросла Тверская ямская слобода, — в ней селились ямщики, возившие пассажиров и клади в Тверь и Новгород. А дальше, на теперешней площади Белорусского вокзала, по обочинам нынешнего Ленинградского шоссе лежали все те же поля, леса, глухие овраги.
Иногда на Тверской появлялся царь, окруженный боярами, духовенством, войском. Тогда летели шапки с голов, и «подданные» падали наземь перед самодержцем Руси.
Иногда ехали по Тверской иноземные посольства: откуда бы они ни прибывали, их путь в Кремль неизменно проходил через эту главную улицу Москвы. У Тверской заставы их встречали чины царского двора и толпы любопытных.
Много повидала на своем веку эта улица.
Быть может, здесь, по старой Тверской дороге, в апреле 1147 года проходила дружина Юрия Долгорукого — основателя Москвы. По Тверской во времена Грозного к ливонской границе шли русские полки, тянулись обозы, груженные порохом и свинцом. Это страна вела бой за берега Балтики, за выход на простор океанов.
После основания Петербурга Тверская превратилась в оживленный тракт между двумя столицами. По нему шли ремесленники и мужики — первые безыменные строители Петербурга. По тракту бежали бойкие ямские тройки, катились почтовые дилижансы, скакали, загоняя лошадей, фельдъегери, тащились дворянские грузные рыдваны и не раз во весь опор мчалась карета царя Петра.
Здесь же, на Тверской, Москва встречала полтавских победителей. На улице гремели литавры. Из домов выходили люди с хлебом, солью, вином. На нынешней Пушкинской площади стояли Триумфальные ворота — народ приветствовал войска «с торжеством оконченной войны, благополучным миром между империей Российскою и короною шведскою».
На Тверской, особенно ближе к центру, издавна селилась московская знать. В XVII—XVIII веках улицу занимали боярские дворы, монастырские постройки, церкви. Улица была замощена бревнами с дощатым настилом.
Позже за Тверской, в подмосковном селе Всехсвятском, были выстроены специальные «путевые дворцы» для «коронованных особ», частенько наезжавших из Петербурга: в этих дворцах «особы» отдыхали и уже потом ехали в город при всем параде.
В 1782 году на месте обветшавших деревянных построек, среди тополей и сосен густого парка Матвей Казаков воздвиг известный Петровский замок. А вокруг поля, перелески, соломой крытые избы бедных деревенек, постоялые дворы, трактиры — все то, о чем писал Александр Радищев, совершивший по этой дороге путешествие из Петербурга в Москву.
Тверская, какой ее приняла советская Москва, сложилась около полутора столетий назад. Примерно в то же время появились и ее площади.
В 1812 году Тверская выгорела, но довольно быстро вновь отстроилась. На ней появились торговые конторы, первые гостиницы, магазины. Здесь попрежнему ставила свои особняки титулованная знать. Дворянские дворцы возводили талантливые архитекторы, но стояли эти дворцы в окружении деревянных дворовых строений, конюшен, поварен, образуя на улице причудливую смесь западноевропейского города и русской помещичьей усадьбы.
Послепожарная перестройка не изменила существенно общего впечатления, которое производила Тверская.
«Въезжая первый раз в Москву, — писал В. Г. Белинский, — наш петербуржец въедет в новый для него мир. Тщетно будет он искать главной, или лучшей, московской улицы, которую мог бы он сравнить с Невским проспектом. Ему покажут Тверскую улицу, — и он с изумлением увидит себя посреди кривой и узкой, по горе тянущейся улицы... Один дом выбежал на несколько шагов на улицу, как будто бы для того, чтобы посмотреть, что делается на ней, а другой отбежал на несколько шагов назад, как будто из спеси или из скромности, — смотря по его наружности».
На теперешней Советской площади, против генерал-губернаторского дома высилась пожарная каланча Тверской части. Под ней — гауптвахта. Она смотрела на площадь маленькими узкими оконцами, затянутыми пыльной проволочной сеткой.
Перед зданием части -— полосатая будка, колокол и часовой. Часовому строго-настрого было приказано наблюдать за генералами. Лишь только на Тверской показывалось «его превосходительство», часовой два раза ударял в колокол, и двадцать «нижних чинов» с офицером под барабанный бой выстраивались на караул. Так повторялось несколько раз за день, — мало ли генералов проходило по Тверской.
Тут, на этой же площади, в гостинице «Дрезден», часто останавливался Пушкин в свои приезды в Москву. Чуть ниже по Тверской, там, где стоит сейчас здание Центрального телеграфа, в Благородном училище учились Жуковский, Грибоедов, Лермонтов. И не раз в те поры видела Тверская Гоголя в последние годы его жизни: молчаливый, худой, одетый в плащ, в серой пуховой шляпе, медленно шел он, опираясь на трость, — Гоголь жил тогда неподалеку от Тверской, на Никитском бульваре.
Во второй половине прошлого века Тверская запестрела многочисленными доходными домами. Одних гостиниц появилось до двух десятков, и вывески у них были одна другой хлестче: «Мадрид и Лувр», «Англия», «Франция», «Бельгия», «Бостон», «Тироль», «Флоренция», «Биарриц». Впрочем, жители всех этих «стран» и «городов» разместились бы в половине номеров одной современной гостиницы, названной просто — «Москва».
По обе стороны шумной улицы золотом блестели вывески ресторанов и модных магазинов. И рядом с ними, как везде в Москве, галантерейные ларьки, питейные лавки. На улице то и дело раздавался цокот копыт рысаков, проезжали дорогие коляски, фланировали праздношатающиеся. На эстрадах подвальных кабачков вплоть до Октябрьской революции шли такие программы, как «Невинно падшие белые рабыни» или просто — «Ко всем чертям!».
Московское купечество превратило Петербургское шоссе в улицу бесшабашного разгула.
Еще в начале XIX века здесь были открыты трактиры и увеселительные места, где пели цыганские хоры и давались балы. Как далекий отзвук этого, по сей день сохранился здесь переулок под именем Бальный. Впоследствии на Петербургском шоссе среди невзрачных домиков появились дорогие рестораны: «Яр», «Стрельна», «Мавритания», «Эльдорадо», по ночам заполненные толстосумами и «золотой молодежью».
В 1900 году Тверская улица одной из первых в Москве получила электрическое освещение. В то же время по Тверской пошел трамвай. Вскоре он был продолжен от Брестского (Белорусского) вокзала до Петровского парка. Однако еще не один год спустя в снежные зимние месяцы здесь вместо трамвая ходили многоместные сани, и кондукторы продавали санным пассажирам трамвайные билеты.
Это, пожалуй, было все, что сделала для своей лучшей улицы городская управа. Ни о какой реконструкции и речи не было, хотя сплошная стена домов полностью вытеснила с Тверской старые дворянские сады и туго сдавила движение в каменном русле неширокой искривленной улицы.
За тридцать лет — с 1887 по 1917 год — Тверская, вытянутая на один километр, была расширена на... пятнадцать квадратных саженей. Строительство на ней вовсе прекратилось. Улица как бы окостенела.
«Перед нами две фотографии, — читаем и смотрим мы в «Вечерней Москве». — Одна из них изображает Страстную площадь в 1900 году. Мужчины в высоких жилетах и в высоких воротничках, женщины в плоских маленьких шляпах и в ботинках на пуговицах. Двухэтажные дома, меблированные комнаты «Россия», магазин «А. Русаков — домашнее хозяйство», извозчик возле монастыря, разносчик, торгующий яблоками, городовой, лабаз, мальчишка, поливающий из чайника тротуар возле лабаза.
И вторая фотография. Площадь. Мужчины в низко вырезанных жилетах, женщины в огромных шляпах, в высоких ботинках на шнурках. Те же дома: ничего не изменилось в них. Меблирашки «Россия», магазин «А. Русаков — домашнее хозяйство», извозчики возле монастыря, разносчик, торгующий яблоками, городовой, лабаз. Это Страстная площадь в 1915 году. Они одинаковы — эти два снимка, отделенные пятнадцатилетием. Изменились воротнички. За пятнадцать лет переменился фасон ботинок. Все остальное — недвижно».
С Тверской этих ущербных лет связана ставшая символом тупости в жестокосердия царского режима ходынская трагедия.
В мае 1896 года в ознаменование своей коронации Николай II решил устроить в Москве народное гулянье.
Тысячеустая молва разнесла слух по всему городу, будто на Ходынском поле, за Тверской заставой, готовится что-то сказочное: царь велел привезти горы сластей и гостинцев, настроить лавок с бочками пива и меда. Будут, мол, показывать ученых попугаев, слонов, обезьян, диковинных птиц из Индии и Китая и раздавать выигравшим в лотерею лошадей и коров. И все, чего ни захочешь, получай даром.
Всю ночь шли люди на Ходынку. Шли не только москвичи, шел и народ из ближних и дальних деревень.
На рассвете толпа хлынула к будкам. Образовалась давка. Артельщики испугались. Они начали швырять в народ узелки с гостинцами. Раздались испуганные крики: одни проталкивались за гостинцами, другие старались вырваться прочь. Но сзади толпа напирала с неудержимой силой. Людей вдавливали в будки и узкие проходы между будками. «Прижатые к стенам люди валились скошенным сеном, — рассказывает очевидец. — Уже лежали мертвые, опрокинутые у самой стенки. За ними, упираясь в стенку руками, стояли и ждали своей участи следующие жертвы. Слышно было, как хрустят кости и ломаются руки».
К полудню, когда народ, охваченный ужасом, схлынул, на поле в рытвинах, в ямах, в овраге, у палаток лежали трупы. Тут же валялись узелки с гостинцами: эмалированная кружка с царским гербом, кусок колбасы, пирожок, пряники — все засохшее и старое.
Пожарники складывали штабелями, как дрова, обезображенные тела убитых, когда на Ходынское поле приехал с обеда в Петровском дворце Николай. Казенный оркестр кое-как исполнил «Боже, царя храни», пытались даже начать намеченную программу увеселений. Но скоро царю пришлось бежать с Ходынки. К моменту его отъезда вызвали три полка солдат и выстроили вдоль Тверской до Кремля.
Царь с женой на паре рыжих коней ехал в окружении усиленного конвоя, с обер-полицмейстером на тройке впереди. Ехали быстро, Николай не отдавал чести войскам, не кланялся народу, а из толпы ему кричали: «Поезжай на панихиду, а не на гулянье!», «Убери вперед трупы!..».
Так отпраздновал свое восшествие на престол последний из русских императоров.
С первых лет советской власти для Тверской, как и для всей Москвы, наступило время больших преобразований.
Дом генерал-губернатора, где теперь Моссовет, в дни Октября 1917 года занимал Военно-революционный комитет города — центр вооруженной борьбы с белогвардейцами. В гостинице напротив помещался Московский комитет партии. Со всех сторон сюда стекались боевые дружины рабочих и революционных солдат. Сюда рвались юнкера, и на площади, по сторонам здания Моссовета, были установлены артиллерийские орудия.
Не раз белые отрезали Военно-революционный комитет от рабочих окраин, но конные связисты и мотоциклисты под обстрелом прорывались через Тверскую и доставляли распоряжения ревкома рабочим отрядам. Однажды броневик белых проник на площадь и открыл огонь по зданию ревкома. Артиллерия отогнала броневик.
15 ноября 1917 года здесь, в здании Моссовета, был подписан приказ:
«Революционные войска победили. Юнкера и белая гвардия сдают оружие... Все силы буржуазии разбиты наголову и сдаются, приняв наши требования. Вся власть — в руках Военно-революционного комитета».
С балкона здания Московского Совета не раз в 1918— 1919 годах выступал Ленин перед трудящимися столицы и уходившими на фронт рабочими...
Тверская заметно изменилась еще до принятия общего плана реконструкции Москвы. На Советской площади строится здание теперешнего Института Маркса—Энгельса—Ленина— Сталина, и Михаил Иванович Калинин кладет первый камень в фундамент этого дома. На Пушкинской площади воздвигается здание газеты «Известия». В начале улицы, на крутом подъеме встает каменно-стеклянная громада Центрального телеграфа.
Рядом с ними даже старые дома на Тверской, пока еще никак не тронутые перестройкой, и те выглядели иначе — словно моложе, лучше, роднее. В особняки и квартиры бежавших от революции богачей, в «собственные дома» графинь Олсуфьевых, купцов Филипповых, разных Фальц-Фейнов и фон Мекков въехали трудящиеся.
Улица пришла в движение. Каждый год что-то свежее, новое врывалось в ее облик — то возникали на ней новые дома, то старые здания подрастали на несколько этажей, то гладкий асфальт сменял булыгу. Магистраль становилась чистой, подтянутой, даже название свое она переменила: в 1924 году, после смерти Ленина Петербургское шоссе переименовали в Ленинградское, а Тверской в 1935 году присвоили имя Горького.
Значение магистрали возрастало. Улица Горького была и прежде тесна, а теперь она и подавно не удовлетворяла москвичей. Дома за редким исключением были маловместительны: на Ленинградском шоссе в 1934 году из ста девяносто одного здания сто восемьдесят были одно- и двухэтажными, сто пятьдесят восемь — деревянными. Улицу захлестывали машины, идущие «колесо к колесу». На узких тротуарах становилось тесно до толкотни.
Транспортный поток медленно, с заторами выливался из улицы на Красную площадь и Ленинградское шоссе..
План решительного наступления на старый город избрал главный проспект столицы местом одного из первых боев за социалистическую Москву.
Началось с постройки двух семиэтажных корпусов, занявших четверть километра по фронту правой стороны улицы — от Охотного ряда до Советской площади.
Уже давно стоят здесь эти приветливые дома. Их нижние этажи в кирпично-красном с черными жилками граните, с широкими витринами магазинов и кафе. Гладкие стены окрашены в теплый песочный цвет и отделаны красной и кремовой терракотой.
Архитектурная терракота — «жженая земля» — когда-то была широко распространена в Греции и Риме и теперь возрождена в Москве — эта необычно прочная и легкая художественная керамика.
Воздвигая большие дома в центре города, нужно было сделать так, чтобы уличное движение не мешало строительным работам, а строители чтобы не загромождали улицу. Для этого снесли все мелкие строения за старыми домами, выходящими на улицу Горького. По дворам прошел широкий сквозной коридор, параллельный улице. Здесь и были заложены новые здания.
Как и во всех больших народных начинаниях, рядовые рабочие и инженеры относились с любовью и гордостью к постройке этих домов. Немало строителей прославилось на высоких лесах улицы Горького. Среди них нельзя не вспомнить каменщика Петра Семеновича Орлова. В одной из московских школ, построенных бригадой Орлова, стоит его скульптура: добродушно улыбающийся человек в кепке, кургузом пиджаке, с маленькой треугольной лопаткой в руке. Статуя каменщика вылеплена по просьбе ребят одним из родителей учеников школы. Бригада Орлова отличилась и на улице Горького.
В 1938 году на первомайские праздники в Москву приехали иностранные рабочие делегации. Группа англичан, норвежцев, американцев посетила строительство корпуса «Б». Главный инженер поручил Орлову показать гостям стройку.
Через переводчика каменщик вкратце рассказал о строителях улицы Горького и между прочим заметил, что опытные рабочие выкладывают за смену до восемнадцати тысяч кирпичей, что секция дома, на которой они находились, сложена за двадцать четыре дня.
По лицам иностранцев Орлов видел, что кое-кто ему не поверил.
— Передайте им, что мы можем показать, как это делается, — сказал он переводчику.
Приготовили раствор цемента, кирпичи. Ученик Орлова, каменщик Яшин, приступил к работе. Точно, быстро укладывал он кирпич за кирпичом, и перед экскурсантами вырастала ровная, плотная стена.
Минут через десять иностранцы остановили Яшина и стали считать уложенные кирпичи. Оказалось, что за это время каменщик уложил около четырехсот кирпичей.
— Раньше говорили: «Русский глазам не верит, дай руками пощупать», а теперь иностранцы не верят — дай им пощупать, — усмехаясь, сказал Орлов одному из каменщиков.
Тем же летом здесь произошло событие, о котором долго говорил весь город.
Днем, как всегда, автомобили нетерпеливо гудели на перекрестках и пешеходы, поминутно задерживаясь у домовых ворот, пропускали грузовики, оседавшие под тяжестью строительных материалов.
Ночью, когда улица затихла, неожиданно послышались глухие взрывы и грохот падающих камней. А утром москвичи увидели вместо узкой горловины просторный проспект.
Полтора десятка двух-трехэтажных домов, зажимавших проезд, лежали грудами обломков и мусора. Вместо них на раздавшуюся улицу смотрели поставленные на новой границе корпуса «А» и «Б».
Грузовики, урча, забирали все, что осталось от вчерашних домиков, дорожники расчищали полотно проезда, тяжелые катки разравнивали перед новыми зданиями дымящийся асфальт.
Пожалуй, мало сказать, что улица Горького и Ленинградское шоссе реконструируют, — их строят заново. На время войны застыли нацеленные в небо хоботы подъемных кранов, но вот они снова ожили и воздвигают этажи за этажами, дом за домом.
Чтобы правильно спланировать и расширить улицу, приходилось срезать холмы, заново застраивать целые кварталы, по-ииому располагать старые здания.
Особенный интерес населения вызвала передвижка домов. Во дворе корпуса «Б» и сейчас стоит крепкое пятиэтажное здание, облицованное зелеными и белыми плитками. Когда-то этот дом выходил на Тверскую и считалоя одним из лучших. Строителям было жалко ломать его, и они решили перенести дом на новое место.
У дома подрыли фундамент, обшили нижнюю часть здания деревянными балками и подвели под них сто сорок четыре пары железнодорожных рельсов. Под рельсы уложили две тысячи тонких металлических катков; под катками — тоже рельсы, они протянулись через выровненную площадку вглубь двора. Затем разрушили последние опоры, на которых еще держалось здание, и опустили его на катки. Заработали лебедки, натянулись опоясавшие дом стальные канаты. Каменная громада в полтора миллиона пудов двинулась с места и поехала со скоростью восьми метров в час.
Все прошло очень спокойно. Через шесть с половиной часов старый дом благополучно прибыл по назначению. Подобным же образом переставлено здание Моссовета. Когда этот массивный дом перекатывали на новую красную линию, прохожие останавливались и с интересом наблюдали, как здание отодвигалось метр за метром в глубину квартала.
— Едет? — спрашивали москвичи рабочих.
— Едет, едет, — улыбаясь, отвечали они.
Старое исчезало или буквально менялось местами с новым на всем протяжении магистрали.
Построить один дом — и то большое дело. Чтобы создать улицу с десятками многоэтажных зданий, нужны тысячи умелых людей, время, средства, продуманная организация работ и высокая техника. И строители улицы Горького уже прошли хорошую школу мастерства, во многом преуспели.
Напротив корпуса «Б», по другую сторону улицы, высятся два дома, возникшие десятью годами позже. В новых домах ясна каждая линия, оба они спокойно-красивы.
Внимание москвичей привлекала и другая послевоенная стройка — сооружение жилого дома неподалеку от площади Маяковского. Свыше ста лет стояла здесь глазная больница. Ее отодвинули с улицы, повернули под прямым углом и поставили фасадом в тихий переулок. Еще два соседних дома подали вглубь двора. Площадку огородили забором.
Когда строительство закончилось и забор убрали, москвичи увидели, что на месте двух передвинутых пятиэтажных домов сверкает витринами один восьмиэтажный. Старые дома как бы исчезли с улицы. Но их не сломали, а «вписали» в просторный объем нового здания.
Этот дом интересен и другим. Возьмись его строить дореволюционная Москва — потребовалось бы несколько сот одних каменщиков, а вся Тверская десять лет была бы заставлена подводами. Советские строители разместили все свое хозяйство на площадке шириной в восемь метров, и воздвигало здание всего сто человек или около того.
Переселялись дома и люди, целые кварталы объединялись в одну строительную площадку, и год за годом оставалось все меньше связанного со старым понятием «Тверская», все более бурно проступали черты нового.
Нет теперь на ней ни ухабов, ни возков, ни будок, ни монастырей, ни саней, ни огородов, ни купцов, ни лачужек, ни пашен, ни крестов, ни галок на крестах. Все это уже история, иллюстрация к «Евгению Онегину», литературный портрет ушедшей эпохи.
Улица Горького сегодня — это благоустроенный проспект, шире, чем Невский в Ленинграде. Вся магистраль раздалась вдвое, втрое, она как будто расправила плечи и раздвинула дома в стороны. Улица выпрямилась, избавилась от прежней изломанности фронтальной линии. От Охотного ряда до площади Пушкина она чуть заметно идет вверх. А ведь это подъем на один из знаменитых «семи московских холмов», он сглажен, смягчен, выровнен. Заметно уменьшилось количество переулков, выходивших на улицу. Некоторые из них скрыты стенами зданий, над другими повисли высокие арки.
За Белорусским вокзалом, перекинувшись через железнодорожные пути мостом - виадуком, улица Горького переходит в Ленинградское шоссе.
Теперь это прямой просторнейший проспект с автомобильными путями, велосипедными дорожками и великолепным зеленым бульваром посредине. Его ширина — сто тринадцать метров, то-есть значительно шире Елисейских полей в Париже.
Здесь попадаются еще незастроенные участки, заборы, еще стоят одноэтажные домики, но в общем мало что напоминает о прошлом, провинциальном, ухабистом предместье. Во всей перспективе шоссе главенствует новое, сегодняшнее — сооружения и здания, построенные за последние десятилетия.
Справа и слева, на бывших пустырях, на месте или за спинами одноквартирных домов стоят высокие белые, светлоко-ричневые здания. Во многих местах новая застройка уже сливается в кварталы.
За годы советской власти в этом районе выстроено жилой площади в несколько раз больше, чем было здесь к 1917 году. Ленинградское шоссе стало форпостом города, далеко выдвинутым в пейзаж Подмосковья.
Между Ленинградским и Хорошевским шоссе за послевоенные годы появился новый район города.
Когда осенью 1948 года пришли сюда строители, им показалось, что они попали куда-то далеко за город: редкая сосновая рощица, извилистая речушка, бревенчатые домики. Тут разводили огороды, кое-где росли кусты смородины. Вся местность просматривалась до горизонта.
Рядом шумела Москва. По Ленинградскому шоссе неслись машины, светились огни станции метрополитена«Сокол», доносились пароходные гудки с Химкинского речного вокзала. А здесь все оставалось так, как было двадцать, тридцать, сорок лет назад — покой и тишина Подмосковья.
Прошло несколько лет — и все кругом застроено. Когда тут возникла первая городская улица, строители назвали ее Ново-Песчаной. Это имя сохранилось за районом и до сих пор, хотя улиц стало много и в новых домах живут уже десятки тысяч москвичей. Перед очередными выборами в Московский Совет здесь пришлось образовать новый избирательный округ — Ново-Песчаный.
Стройка продвигается все дальше и дальше. Сто домов уже возведено, но строители хотят большего: поставить здесь триста многоэтажных зданий. Население района и улицы Левитана не уступит тогда населению среднего областного города.
Вначале не обошлось без ошибок — в архитектурных проектах, в определении этажности домов, в организации работ. Но одно бесспорно: здесь сделан большой новый шаг в строительстве. Дома выводятся не поодиночке, а кварталами, улицами.
Едва начинается день, как на Песчаных улицах появляются не только те, кто живет здесь и работает, но и гости: строители и студенты, рабочие и инженеры, москвичи и приезжие.
Больше всего их теперь привлекает седьмой квартал — гигантская строительная площадка, на которой в 1954 году началось сооружение пятнадцати крупнопанельных корпусов, собираемых из железобетонных деталей Московского и Люберецкого заводов.
Как вехи, отмечающие место рождения нового квартала, видны стрелы десятков башенных кранов. Рядами лежат тяжелые бетонные глыбы фундаментов, балки, плиты.
Среди впечатляющего скопления техники как-то не сразу увидишь главное — человека, организующего все это в слаженный строительный поток: квартал собирают только двести двадцать человек.
Однотипность домов позволила вести работы поточным способом. Для первого дома еще роют траншеи. Рядом с ним монтируют фундаменты второго корпуса. На третьем устанавливают колонны и балки каркаса. Каркас четвертого полуодет стенами, и на строгом сером остове уже проступает образ будущего дома: железобетонные панели покрыты обливными плитками, окна оторочены цветным керамическим узором.
В корпусах седьмого квартала сорок четыре тысячи квадратных метров — около тысячи квартир. И это лишь передовой участок: в 1955—1956 годах в районе Ново-Песчаных и на юго-западе будет построено таким образом триста пятьдесят тысяч квадратных метров жилой площади. Крупнопанельное строительство пойдет в Москве широким фронтом!
Поднимаются дома седьмого квартала, дома и кварталы растут справа, слева, впереди, образуя новые и новые улицы.
Вот одна из них, — ее еще нет на плане города, но она живет, полнится шумом большой стройки.
Это необычная и обычная для Москвы наших дней улица: стоят десятиэтажные дома без адреса; рядом — штабели многотонных частей завтрашних зданий, трубы, огромные кольца подземного коллектора; за домами, за кромкой тротуара опять краны — улица растет, движется.
Новые кварталы и улицы с ненакатанным еще асфальтом прорезают пустыри между Ленинградским и Хорошевским шоссе, ведущим в Серебряный бор, к заросшим камышом берегам Москвы-реки.
Город выходит на свои завтрашние границы.
Многообразна жизнь центрального проспекта столицы. В Москве не сыскать, вероятно, района, отрасли хозяйства или культуры, которые не были бы так или иначе связаны с улицей Горького — Ленинградским шоссе.
Здесь находится выразитель воли трудящихся города — Московский Совет. Еще издали невольно привлекает внимание здание Моссовета, его классический фасад с круглыми белыми колоннами, золотой барельеф на фронтоне. Здание надстроили и обновили в годы Отечественной войны, сохранив его первоначальный стиль. Приподняв дом на несколько этажей, строители только придали ему большую торжественность, что соответствует и назначению здания и его месту на главной улице. Неприкосновенным остался исторический балкон, с которого выступал Ленин.
Напротив Моссовета — сквер, окаймленный липами и цветущей изгородью боярышника. В жаркие летние дни здесь сверкают струи фонтана; по вечерам освещенные разноцветными лампами, они радужным каскадом падают в просторный водоем.
На сквере играют дети, и к ним обращена задумчивая улыбка и ясный взгляд Ильича. Памятник Ленину стоит в глубине сквера, у стен Института Маркса—Энгельса—Ленина-Сталина. В руке у Ленина карандаш. Кажется, он только что кончил работу, поднял голову и задумался. Тихо здесь... В какой-нибудь полусотне метров — главная улица столицы, гудки машин, а тут — тишина. Словно Москва оберегает покой работающего Ленина.
Неподалеку в старинном красновато-розовом здании, где помещался когда-то аристократический «Английский клуб» — Музей революции. При входе в музей стоят не только «львы на воротах», отзвук пушкинской поры, но и реликвия Октября: орудие, которое в 1917 году било на Тверской по белым.
Главный проспект Москвы по праву можно назвать проспектом культуры. На улице Горького — Ленинградском шоссе расположились одиннадцать театров, концертных залов и кинематографов, клубы, музеи, редакции многих центральных издательств, высшие учебные заведения, крупнейшие спортивные сооружения.
В Москве, пока не богатой монументальной скульптурой, улица Горького выделяется еще и тем, что на ней установлено несколько известных памятников.
На площади Белорусского вокзала, посреди большого нового сквера на гранитном пьедестале стоит бронзовый Горький.
По замыслу автора памятника, покойного скульптора Шадра, великий русский писатель изображен «таким, каким мы его знали в последние годы... Сжатые губы, грубовато и резко вылепленные скулы, глубокие морщины... лицо мыслителя и борца». Кажется, Горький только что шел, опираясь на трость, «остановился на мгновение и смотрит вопрошающе и с радостной уверенностью в даль будущего...».
Новое законное место, которое предназначалось ему еще три четверти века назад, занял Пушкин. Советские люди перенесли его памятник на лучшее место площади его имени, повернули лицом к солнцу. Кому не знакома изваянная Опекушиным фигура поэта: широкие складки плаща, рука, заложенная за спину, и склоненная голова с курчавыми волосами...
Самый молодой из памятников на улице Горького — мощная фигура всадника в шеломе, кольчуге, с мечом в руке — монумент основателю Москвы Юрию Долгорукому на Советской площади.
Москвичи чтят память своих знаменитых земляков. Изменено название не только главной магистрали, но и многих прилегающих к ней улиц, носивших фамилии богатых домовладельцев, купцов и фабрикантов. К улице Горького и площади Пушкина и Маяковского подходят теперь улицы Садовских, Белинского, Огарева, Станкевича, Станиславского, Немировича-Данченко. Одинокий когда-то Пушкин стоит теперь в центре большой семьи.
Полнокровна, многогранна жизнь Ленинградского шоссе. Здесь работают кондитерская фабрика «Большевик», табачная фабрика «Ява», часовой завод. Справа от шоссе видны застекленные сверху донизу здания комбината «Правда». Слева одно из лучших московских лечебных учреждений — больница имени Боткина. Рядом с Петровским парком, где полвека назад московские рабочие собирались на нелегальные массовки, теперь их дети учатся в Академии воздушного флота. На месте бывшего «Яра» построена первоклассная гостиница «Советская». В дни спортивных состязаний на Ленинградском шоссе гудят трибуны стадиона «Динамо», вмещающего восемьдесят тысяч зрителей.
Хороша центральная улица в праздничные дни: повсюду пламенеет кумач, играют и переливаются огни иллюминации, слышится музыка и по всей ширине улицы движутся оживленные, поющие, танцующие люди. На площадях возникают тогда пестрые ярмарочные городки, карусели.
Сейчас главная магистраль, особенно Ленинградское шоссе, еще строится. Новые и новые семьи справляют здесь новоселье.
— Я часто вспоминаю, — говорит каменщик Петр Орлов, — как оживает на наших глазах каждое новое здание. Бывало так: моя бригада еще кладет верхние этажи, а пониже уже снуют штукатуры, маляры, плотники приставляют рамы, навешивают двери, настилают полы и в какой-то секции уже светятся окна, в них белеют занавески, виднеются цветы. Где-то приколачивают к стенам картины, кто-то пробует клавиши привезенного рояля, и, наконец, наступает тот день, когда все мы — кто строил, красил, утеплял и отделывал этот дом — можем сказать: «Вот и все. Наше дело сделано. Мы сработали людям желанное жилье. Пусть же живут в нем на радость да на доброе здоровье!».
Рано ли, поздно ли придет домой старый каменщик, но он обязательно выйдет на балкон и посмотрит на улицу, построенную им и бесчисленными его учениками и товарищами, — на улицу, где строительным рабочим когда-то и ходить не позволяли. Иногда и за полночь, но внизу, по улице Горького все еще мчатся автомобили, спешат поздние прохожие. Не затихающая и ночью столица отбрасывает в темное небо электрическое зарево огней.
И он говорит себе: «Вот моя жизнь».
Восемь веков складывались улица Горького — Ленинградское шоссе. Множество событий и обстоятельств наложило свой отпечаток на их планировку и застройку. Сейчас магистраль впервые переделывается по единому замыслу, строится как целостное произведение.
Что же войдет из прошлого в окончательный облик главного проспекта столицы? Очевидно, не более десятка лучших зданий, которые оставил нам XIX век.
В 1938 году фоторепортеры снимали первые новые корпуса на улице Горького. Десять лет спустя многие из них фотографировали для памяти о старой Москве последний на улице деревянный домик с мезонином, построенный в 1817 году и случайно доживший до своего стотридцатилетия.
Уже далекой кажется та ночь, когда одним движением рубильника были снесены кварталы старых домов, мешавших рождению магистрали. Но порою жизнь помогает вспомнить во всех деталях о пережитом и помечтать о будущем. Так случилось в 1948 году и на улице Горького, когда рыли котлованы для посадки деревьев.
«Совсем на-днях, — писал очеркист «Известий», — слышался здесь пулеметный треск пневматических молотков, долбивших асфальт, углублявшихся в наслоения старого камня и кирпича и открывших под тротуарами как бы руины древнего города. Прохожие, наблюдавшие за этой работой, сперва никак не могли взять в толк, что же это за камень, откуда столько кирпича в московской земле, Но тут же кто-то припомнил: да ведь это остатки старой Тверской, фундаменты прежних домов...
Кто-то посетовал, что трудно будет корням в каменистой тесноте мостовой, но его собеседник, человек, видимо, бывалый, ответил, что в живых корнях дерева заключена могучая сила и корни даже камень разрушат и все возле себя так устроят, чтобы жить им ничего не мешало. Это как наша страна и весь ее строй: корни новой жизни ее пробились сквозь камни прошлого и так глубоко ушли в землю, что никакие бури и грозы не помешают подыматься все выше и выше могучему древу коммунизма».
Пройдет еще несколько лет, и реконструкция главной магистрали будет закончена. Совершим мысленно прогулку по завтрашнему Ленинградскому шоссе и улице Горького.
Начнем наш путь далеко от центра, там, где крутая излучина Москвы-реки и канал окружают Серебряный бор.
В короткий срок этот остров стал неузнаваемым, превратился в любимое место отдыха москвичей. По выходным дням сюда съезжается до полутораста тысяч горожан.
Их привлекает тишина соснового бора и маленьких лесных озер — Бездонка и Круглое, новые парки декоративных, фруктовых деревьев. В глубине леса и среди парков — сотни дач, двадцать три однодневных дома отдыха, одиннадцать гостиниц, курортные залы, кино, зеленый театр, рестораны и магазины.
На берегах Москвы-реки на десять километров протянулись солнечные пляжи. Здесь разместились яхт-клуб, лодочные станции, Дом рыбака, солярии. Для зимнего отдыха — лыжно-буерная база, трамплины, катки...
Отсюда едем к нашей магистрали, туда, где Волоколамское шоссе вливается в Ленинградское и где начинается собственно город.
На развилке большая площадь, занятая полукружьем зданий научно-исследовательских и проектных институтов. Среди них Дом гидропроекта— штаб инженеров и ученых, разрабатывающих новые планы покорения энергии вод.
За площадью расстилается нарядная аллея-проспект. В несколько рядов — вдоль широких тротуаров и посреди шоссе — стоят голубые ели, кусты белой акации. Ветви деревьев легко касаются стенок машины, а по сторонам шоссе наплывают и остаются позади многоэтажные жилые дома.
На скрещении с четвертым парковым кольцом — другая площадь. Здесь тоже жилые дома, Институт кинематографии, здания Высшей партийной школы.
Продолжаем наш путь по шоссе до третьего паркового кольца — и перед нами площадь имени Марины Расковой.
Это большой транспортный узел. Площадь пересекают машины, бегущие по шоссе и кольцу, рядом гостиница «Советская», главный вход на ипподром, стадион «Юных пионеров», стоянка сотен машин при стадионе «Динамо», жилой массив и Дворец науки и техники на бывшем Ходынском поле.
Отсюда начинается центральный участок шоссе — самый живописный и зеленый: тенистые парки по сторонам, шпалеры деревьев на самом шоссе.
Ленинградское шоссе — скоростная магистраль, так как на всех оживленных скрещениях поперечное движение опущено в тоннели.
Новые дома на шоссе и прилегающих к нему кварталах увеличили на целый миллион квадратных метров жилую площадь Москвы.
Чем ближе к Белорусскому вокзалу, тем все меньше нового видим мы. Те же светлые, радостные, уже хорошо знакомые нам здания. Лишь у конца шоссе поднялись две триумфальные колонны, символизирующие неразрывную связь Москвы и Ленинграда.
Начинается улица Горького.
Мы не встретим на ней разительных перемен и после того, как отсюда надолго увезут последний строительный кран. Новшества и перемены ожидают нас только на площадях, которые получат законченное оформление.
Вот площадь Маяковского. Она раздвинула свои границы, под ней тоже пробит тоннель для машин, идущих по Садовому кольцу. А на площади, среди цветов — памятник классику поэзии социализма. Сбылось пророчество Маяковского, обращенное к Пушкину:
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе, а я
на эМ.
Дальше — Пушкинская площадь, Советская площадь с ее заново реконструированным зданием ИМЭЛС, плавный спуск — и впереди видны башни и стены Кремля.
Ленинградское шоссе и улица Горького станут частью крупнейшей магистрали, в двадцать с лишним километров, проходящей через весь город с северо-запада на юго-восток, от Северного речного вокзала канала имени Москвы до автозавода имени Сталина.
Когда-то строители домов-первенцев на улице Горького назвали их корпусами «А» и «Б». Это воспринимается теперь как нечто символическое. Дома действительно начали необычную азбуку. Всматриваясь в главный проспект сегодня и завтра, мы видим, что рабочие, инженеры, архитекторы все успешнее учатся в школе социалистического градостроения.
Какие штрафы грозят тем, кто затевает ремонт в своей квартире
Теория и практика
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
