Московские улицы. Московские площади... Есть среди них одна, в чьем имени уместился как бы весь город, его и всей старой и новой России тысячелетняя слава. Такова Красная площадь.
Есть улицы, в названиях которых слышится история трудового прошлого нашей столицы: Кузнецкий мост, Бронная улица, Сыромятническая набережная, Большие Кожевники. Есть площади и улицы, на чьих табличках запечатлена многолетняя борьба народа за свое освобождение: площадь Восстания, улица Октябрьская, площадь Борьбы. Есть улицы — от названия их веет романтикой первых пятилеток: Авиамоторная, Шарикоподшипниковская, Автозаводская. Есть улицы и площади, в имени которых благодарная дань народная мастерам культуры, науки и искусства, рабочим-революционерам. Есть улицы и районы, носящие имена великих мыслителей и борцов, деятелей Советского государства — улица Маркса и Энгельса, Ленинская слобода и Ленинский район, Сталинский район, площадь Свердлова, улицы Калинина, Кирова, Жданова.
Есть древние улицы-дороги — им столько же от роду, сколько самой Москве, а может быть, и побольше. И есть множество улиц и площадей таких молодых, что возраст их не достигает даже одного десятилетия.
Есть в столице площади и магистрали, известные всей стране. Есть в огромном городе и небольшие улочки, о которых, кроме живущих на них, мало кто знает.
Есть, наконец, и такие улицы, площади, переулки, которые еще вовсе не имеют постоянного имени. Это совсем юные улицы. Новые проезды и районы подчас временно именуются: Новые дома, Новая дорога, Новая стройка и даже так, несколько неуклюже — Новопроектированная улица. Она уже родилась, эта улица, она уже живет, и почтальоны уже разносят письма новоселам, но постоянного имени у нее еще нет.
Московская улица... То широкая, торжественная —стремительно мчится она под колеса машин. То проплывает тихая, затененная вековыми деревьями. То разливается в озеро-площадь, и на берегах ее — высокие здания.
Многообразие бесчисленных улиц и площадей, ее дома и дворцы, привольные парки и безумолчные заводы города, ночное зарево электрических огней над Москвой, кипучий темп уличной жизни — все это черты и признаки главного городу Советской страны.
Величествен и просторен центр города.
Он теперь разросся и включает в себя не только зубчатый Кремль и древнюю Красную площадь. Теперь вокруг первородного ядра города свободно раскинулись новые площади-проспекты. Они плавно обтекают Кремль, Красную площадь, Китай-город, незаметно переходят одна в другую, сливаясь в единый широкий пояс, и непрерывная цепь их открывает взору далекие перспективы.
В центре — главные учреждения страны: Верховный Совет СССР, Союзное правительство, Центральный Комитет КПСС. В центре — Музей В. И. Ленина, главная государственная библиотека, академические театры.
Почти все дома, выходящие на центральные площади, имеют общественное назначение. Здания здесь заметно отличны одно от другого, у каждого свое характерное лицо.
Несколько новых зданий будет построено в центре в ближайшие годы. Для разгрузки движения генеральным планом предусмотрено создание неподалеку обходного полукольца.
На площадях-проспектах центра - купы деревьев, скверы с литыми решетками; летом — пышные, отороченные гранитом цветочные клумбы, многоструйные фонтаны. Трамвайное движение здесь снято, и по накатанным, будто стальным, дорогам шуршат болыпеколесые троллейбусы, бегут, перекликаясь короткими гудками, пестрые лавины автомобилей. Станции метрополитена вбирают и возвращают на улицы толпы пассажиров. По затененным ветвями тротуарам непрерывно движется живая лента людей. Через каждые четверть часа со Спасской башни слышится бой кремлевских курантов. А вечером здесь зажигаются гирлянды фонарей, сияют лучи прожекторов, вспыхивает неоновая реклама кинотеатров, и над всем этим, в глубокой синеве неба, алым пламенем лучатся звезды на башнях Кремля.
Картина центра великого города навсегда останется в памяти у каждого, видевшего его хотя бы раз. Повторим вслед за Лермонтовым:
«Москва не есть обыкновенный город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке... нет! у нее есть своя душа, своя жизнь... каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем... богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!.. Как у океана, у нее есть свой язык, сильный, звучный...».
Вот самая короткая улица центра — Охотный ряд. С обеих его сторон стоят прошитые огнями новые дома. На проспекте—бесконечное движение: люди, машины, машины... Только название знаменитой улицы напоминает о прошлом, далеком и не столь отдаленном, но одинаково минувшем, сгинувшем.
Далекое прошлое начинается с XV века. Уже тогда эта местность была густо заселена. Рядом протекала река Неглинка, и на ее берегах стояли мельницы и мучные лавки. Охотники привозили сюда, на бойкий торг, свою добычу. Это дало название Охотному ряду.
Недавнее прошлое — Охотный ряд конца XIX — начала XX века — лицо буржуазной Москвы. Что такое Охотный ряд в те годы? Самое антисанитарное место в центре города. Низенькие лабазы, лавчонки, торговые палатки, трактиры, птичьи бойни. Дюжие охотнорядцы — хозяева и лихие «молодцы» — приказчики с тяжелыми, как гири, кулаками. Ржание извозчичьих лошадей, запрудивших весь ряд, дребезжание ломовых телег, окрики городовых. Пестрое, шумное царство наживы, гнездо черносотенцев, надежная опора царского самодержавия — таким был Охотный ряд в прошлом, не столь отдаленном.
Вот правдивый портрет былого Охотнорядья, сделанный писательницей А. Караваевой в ее книге «Повесть о пропавшей улице»:
«Улица жила тесно, плотно — можно было поедать друг друга, но ни один вершок не должен был пропадать даром. В нижних этажах кишели магазины, магазинчики, лавки, ларьки; в зевах ворот, подобно моллюскам, присасывающимся к скале, располагались «лотошники» — торговая мелкота, у которой весь товар был «при себе»... Вторые этажи были заняты трактирами, чайными, пивными. Это были матерые, десятилетиями державшиеся в одних руках заведения: трактир «Охотнорядский», Тестова, Егорова, Лобачева, Патрикеева...
Город уже украшался созданиями московской промышленной буржуазии. Теперь она хотела показывать свою силу, миллионы. А Охотный ряд все жил по старинке, как деды велели, безобразием своим коптил небо, управлялся, как хотел, и плевал на все. Но история уже приближалась к новой эпохе. Она заявляла о себе неподкупно громовым голосом забастовок на заводах, фабриках и шахтах, восстанием во флоте, красным петухом над помещичьими усадьбами. И вот в эти-то дни улица показала свои ощерившиеся зубы и разбойничью хватку...
Улица стала совсем опасным местом, когда полицейские и казацкие отряды облюбовали охотнорядские дворы и закоулки, — не было лучшего места, где бы так незаметно можно было спрятаться и откуда так удобно было бы «нагрянуть». Недалеко, в Манеже, была база правительственных войск, а здесь — резервы и пополнения и «великолепный» стратегический пункт. К войскам присоединялись доброхоты из черной сотни, от «Союза русского народа» и «Михаила архангела». Сюда стекались и беспардонная столичная голытьба, бандиты, ворье с Хитровки и Сухаревки, разбитные субчики и прощелыги, готовые за любую подачку оглушить или убить, все равно...
В последний раз прятала улица врагов рабочей Москвы осенью 1917 года. Но скоро мимо стен ее лавиной пронеслась победившая рабочая Москва к распахнувшимся Никольским воротам Кремля, взятого большевистскими войсками. Это торжество улица встречала мертвыми глазами запертых лавок. Огненная метла скоро сняла одним махом все, с чем много лет никто не мог справиться. Улица издыхала. В годы голода, интервенции и титанической борьбы на этом бывшем бойком месте, подобно мухам и мошкам на падали, собирались «по старой памяти» спекулянты хлебные, масляные, мыльные, сахарные, сахаринные...
Окончательная смерть ее наступила, когда ее обнесли дощатым забором и взорвали на тысячу кусков».
От старой улицы мы сохранили только теперешний Дом союзов с Колонным залом и еще одно крепкое здание, которое, будучи перестроено, сольется с гостиницей «Москва».
Когда-то нынешний Дом союзов возвышался над всем Охотным рядом и выглядел дворцом среди соседствующих с ним сутулых строений. Теперь он скромно прижался к своему одиннадцатиэтажному соседу — зданию Совета Министров СССР.
Дом Совета Министров, построенный двадцать лет назад, — величественно-простое, светлое здание.
Всю противоположную сторону Охотного ряда почти одновременно заняла гостиница «Москва».. Многоэтажье этого дома-квартала-гостиницы как бы разбито на три пояса, каждый со своим архитектурным рисунком. Нижняя часть служит цоколем и несет на себе следующие, более легкие членения.
Гостиница «Москва» — одна из лучших в городе. Пятьсот отлично меблированных номеров, просторные холлы, кафе, рестораны, вестибюль станции метрополитена, стоянка такси, — гостиница сама по себе целый город, заселенный людьми приезжающими в столицу.
Подниметесь днем на верхнюю площадку ее угловой башни — и перед вами Москва в разгаре ее рабочего дня. Выйдете на эту площадку ночью — и вокруг живой разлив огней ночного города. А рядом — кажется, руку протяни и достанешь — звезды Кремля.
Охотный ряд вливается в площадь Свердлова, оживленную и людную площадь столицы.
Когда-то, в стародавние времена, тут стояло болото, куда жители окрестных дворов сваливали «стерво и всякий скаредный помет».
Потом болото умерло. На его месте разбили плац-парад, огороженный канатом. В «царские дни» здесь маршировали войска и ранним утром под барабанную дробь прогоняли сквозь строй провинившихся солдат. В обычные дни плац-парад пустовал: городовые строго-настрого запрещали москвичам переступать за толстый канат. Только в 1910 году на месте пыльного пустыря разбили сквер.
Сегодня на площади Свердлова высится Большой театр с его мощной колоннадой и квадригой бронзовых коней на фронтоне. По бокам от него — Центральный детский театр и классическое здание Малого театра.
У стены этого старейшего театра Москвы по-хозяйски сидит в бронзовом кресле бронзовый Островский. Порой зимний снегопад белым плащом укрывает старого драматурга. Весной, когда стает снежный плащ, кажется, теплеет темная бронза лица, и Островский дружелюбно смотрит на залитую солнцем шумную площадь, на людей, осуществивших мечту, когда-то вложенную им в уста Минина-Сухорука.
Примыкая к Малому театру, стоит здание большого универсального магазина. На противоположной стороне площади — гостиница «Метрополь» с ее трехзальным кинотеатром, книжными магазинами, бюро воздушных сообщений.
От площади Свердлова мягко взбегает на холм Театральный проезд. На зеленом откосе — памятник Первопечатнику. Иван Федоров стоит на высоком пьедестале, в руках у него бронзовый свиток, и на граните выбиты слова: «Ради братии моих и ближних моих».
Проезд вливается в широкую площадь Дзержинского. Здесь начало нового проспекта: в аллеях спускается он к площади Ногина..
На проспекте — ряд центральных учреждений, здание Политехнического музея с его всесоюзным лекторием и падающий террасами Ильинский сквер с лужайками, пешеходными дорожками, гранитными парапетами и лестницами.
В глубине перспективы, замыкая эту широкую центральную магистраль, то еле вырисовываясь в дымке морозного тумана, то освещенный летним солнцем, стоит высотный дом на Котельнической набережной.
С противоположной стороны к Охотному ряду примыкает простор Новоманежной площади — не только одной из самых больших, но и самой молодой среди центральных площадей столицы.
Еще в 1930 — 1932 годах здесь, на подступах к Кремлю, теснились кварталы полукаменных, полудеревянных домов. Стоявшие рядом Иверская часовня и арочные ворота не открывали, а скорее запирали проход на Красную площадь.
К 1939 году ничего этого не осталось. Всю мелкую застройку убрали, а образовавшееся огромное пространство спланировали, выровняли, расчертили белыми линиями и стрелами-указателями для водителей автомобилей, и у кремлевской стены возникла широкая новая площадь.
Вдоль всей восточной ее стороны возвышаются стены и башни Кремля. Перед ними — густые аллеи Александровского сада. При входе в сад, сразу же за высокой кованой оградой — гранитный обелиск с высеченными на его гранях именами революционных борцов и мыслителей. Левее два проезда на Красную площадь, выстланные тесаными каменными плитами, обтекающие массивное тёмнокрасное здание Исторического музея.
По другую сторону площади — широкое устье улицы Горького. Здесь, в гостинице «Националь», в 1918 году, после переезда Советского правительства из Петрограда в Москву, жил Ленин. Рядом с гостиницей стоит здание цвета охры с куполом и белыми колоннами — Московский Государственный университет. А в смежном с университетом доме расположилась приемная Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Сюда часто приходил пешком Михаил Иванович Калинин с неизменной тростью в руке, направляясь из Кремля в свою приемную. Здесь принимает Климент Ефремович Ворошилов.
Панораму площади завершает здание Манежа с его треугольным фронтоном и светлыми полуколоннами и стоящий в глубине корпус Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.
Каждый год, в последний день декабря, хозяевами этой площади становятся московские ребята: искрясь огнями и снегом, на ней вырастает елка — самая высокая, какую удается найти в подмосковных лесах. В это же время, в дни зимних каникул, десятки тысяч школьников получают приглашение на новогодний праздник детей в Кремле.
Кремль... Красная площадь... Для нас Московский Кремль — не древние камни, не только памятник архитектуры. У подножья стен Кремля больше чем где бы то ни было ощущаешь наш вчерашний, сегодняшний, завтрашний день.
Вот здесь, у кремлевской стены, 1 мая 1919 года выступал Владимир Ильич Ленин:
«До сих пор, как о сказке, говорили о том, что увидят дети наши, но теперь, товарищи, вы ясно видите, что заложенное нами здание социалистического общества — не утопия.
Еще усерднее будут строить это здание наши дети».
Идут годы, и Кремль — свидетель исторических съездов Коммунистической партии, заседаний Верховного Совета страны, памятных собраний передовых людей труда. Делегаты входят в подъезд Большого Кремлевского дворца, пересекают старый Георгиевский зал, где на мраморных досках написаны названия полков, отличившихся в Отечественной войне 1812 года, и впереди раскрывается белый, весь наполненный светом зал заседаний, созданный уже в годы советской власти.
Один за другим поднимаются на трибуну участники народных собраний, и кажется — в глубокой нише зала, где стоит скульптура человека с крутым высоким лбом и умными смеющимися глазами, к каждому их слову чутко прислушивается Ленин.
Идут годы, и с крыла ленинского Мавзолея Иосиф Виссарионович Сталин в дни праздничных демонстраций радостно улыбается «нашим детям» —-строителям того величественного здания социализма, о котором говорил Ленин.
Идет год за годом... И вот Кремль и Красная площадь сегодня. Широкий, молчаливый простор. Зубчатая стена и звезды на стрельчатых башнях. Белые трибуны. Бронза надгробий. Голубые ели. И между ними Мавзолей. Черный и серодымчатый лабрадор, красный гранит, над входом порфиром выложенные слова:
ЛЕНИН
СТАЛИН
Красная площадь, Кремль... Сколько событий видели они за свою многовековую жизнь!
...Глубокой осенью 1380 года под восторженные клики народа в Кремль во главе русского войска въезжал Димитрий Донской, победитель Мамая на Куликовом поле. Шли русские воины, опаленные походами. Склонялись боевые хоругви в кремлевских воротах. Крепко скрученные ременными веревками, понуро брели пленные татарские мурзы. Кремль был полон народным ликованием, и далеко окрест неслась слава о победных знаменах Москвы.
...Снова осенний день, теперь уже 1612 года. Медленно, со скрипом открылись тяжелые кремлевские ворота: это иноземцы-интервенты, боярской изменой захватившие Кремль, сдавались на милость народного ополчения Минина и Пожарского. Обезоруженные, они стояли у кремлевской стены, а москвичи и нижегородцы, костромичи и вологжане, поморы и сибиряки входили через Красную площадь в ворота освобожденного Кремля.
...И опять осенний день — октябрьский день 1812 года. Обреченные на гибель наполеоновские полки бежали из Москвы. На пожарище возвращались москвичи, и ограбленный, разоренный врагом город и старый Кремль стали еще ближе сердцу русского народа.
Но как же он был захламлен, замусорен, изуродован, особенно в предреволюционную пору, этот древний величавый Кремль!
Взгляните на фотографии Кремля и Красной площади конца прошлого и начала нашего столетия, и вам непременно бросится в глаза нагромождение деревянных, наспех сколоченных палаток, вывесок, реклам, объявлений торговых фирм. Крыльца древних кремлевских соборов, видавших на своем веку зарева нашествий, бушующий гнев народных восстаний, были забиты тесом, превращены в фуражные сараи. На узорчатых каменных кружевах Василия Блаженного, вытканных русскими камнерезцами, кичливо торчала жестяная вывеска: «Коньяк Шустова».
«В современном Кремле, — писали в 1915 году, — никто не живет, в нем нет частных домов и квартир. Днем он иногда полон молящимися и любопытными, а ночью он почти необитаем. Башни — пусты. Стены — безмолвны. Кремль наших дней — это по преимуществу место воспоминаний и молитв».
Нет, не любили тогдашние правители Москвы ее седого Кремля. Где им было понять, что Кремль столетиями создавали тысячи и тысячи мастеров, даже в холопстве и крепостничестве мечтавших о красоте и величии русской земли.
Выморочной, никчемной грудой камней был для «отцов города» Кремль, и они мусорили и пакостили в Кремле в на Красной площади—настроили москательные лавки вокруг Василия Блаженного, замалевали фрески великого русского художника XV века Андрея Рублева, разрушили древние Колымажные ворота в Кремле, продали с аукциона дворец времен Бориса Годунова. Советский народ решил очистить Кремль и Красную площадь от торгашеской скверны, от всего наносного и чуждого. Осталось прекрасное, достойное жить во славу и гордость народа: вековые стены и башни, старинные дворцы и соборы, Грановитая и Оружейная палаты, Арсенал...
Реставрация Кремля имеет свою историю.
1918 год. Московский Совет организует комиссию по охране памятников искусства. Обойдя кремлевские стены, осмотрев дворцы, храмы, монастыри, члены комиссии установили: «Все снаряды, попавшие в здания Кремля, меньше нанесли вреда художественно-историческим памятникам, чем невежественная малярная реставрация фресок Успенского собора».
И вот Кремль в строительных лесах. Художники и архитекторы, приглашенные Советским правительством, начали восстановительные работы.
Одна за другой обновляются кремлевские башни — Никольская, Беклемишевская, Средне-Арсенальная, Троицкая. В Успенском и Архангельском соборах, в сводчатых приделах Василия Блаженного осторожно снимают наслоения красок. И второе рождение переживает живопись старых русских мастеров... Кремлевские пятиконечные звезды... Словно всегда были они на этих башнях. Словно никогда не было здесь царских орлов.
Кремлевские звезды... Они кажутся небольшими и одинаковыми, когда смотришь на них с земли. В действительности же звезда едва ли поместится в среднего размера комнате. И у каждой из них свои детали рисунка и формы, своя величина в зависимости от высоты ее башни.
У одних звезд лучи восьмигранные, у других — двенадцатигранные. Самая маленькая звезда горит на Водовзводной башне: расстояние между концами ее лучей три метра. Самые большие — на Спасской и Никольской: размах их почти четыре метра. Каждая звезда — сложное техническое сооружение. Ее каркас сделан из нержавеющей стали, покрытой тончайшим слоем золота. Толщина этого золотого слоя шестьдесят микронов — тоньше волоса, и все же на золочение одной звезды и шпиля шло по восьми килограммов металла.
Сердце звезды — электрическая лампа накаливания, расположенная в центре. Мощность лампы в звезде на Спасской башне равна мощности мотора крупного станка, сила ее света — свету ста сорока ламп, по сто ватт каждая.
Лампу окружает рефрактор — оптическая система из стеклянных плиток разных размеров и форм. Рефрактор равномерно распределяет световой поток по всей поверхности звезды и бросает его на трехслойную стеклянную оболочку. Свет проходит сквозь молочно-белое, хрустально-прозрачное и рубиново-красное стекла.
В конструкции звезды все продумано и предусмотрено. Горение гигантской лампы вызывает высокую температуру, которая может разрушить оболочку лампы и даже стеклянные пластинки рефрактора. Чтобы не допустить этого, мощные вентиляторы каждый час прогоняют через звезду триста кубических метров холодного, в нескольких фильтрах очищенного воздуха. В звезде всегда ровная, умеренная температура.
Ветер может обрушиться на широкую поверхность звезды, и никакой шпиль, как бы он ни был прочен, не выдержит его натиска, однако система специальных подшипников бережет звезду: легко, беззвучно поворачивается она по ветру.
Не прост был и подъем звезд.
Верхолазы, в свое время монтировавшие каркас Челябинского тракторного завода, антенны радиостанций, арки волжских мостов, попросили несколько суток для раздумья, когда им предложили укрепить звезды на кремлевских шпилях.
Еще бы! Им предстояло поднять на такую высоту хрупкую стеклянную драгоценность весом в тонну.
Но они все же подняли, хотя работать приходилось на узеньких площадках не шире обеденного стола, и верхолазы обертывали пальцы ватой, чтобы не дотронуться до звезд голыми руками.
В октябре 1937 года зажглось все рубиновое созвездие — все пять кремлевских звезд...
После Отечественной войны в Кремле снова широко развернулись реставрационные работы. Но это уже была не та реставрация, что проводилась в первые годы советской власти, иным был ее масштаб.
— Нам приходится сейчас заново писать историю русского искусства, — заметил как-то архитектор, работавший в Кремле.
И он был прав: по всему Кремлю шла работа скрупулезной точности. Предстояло восстановить весь Кремль таким, каким он был при его создании, восстановить до мельчайщих деталей и полностью открыть сокровища национального искусства и зодчества.
Взять хотя бы стенопись Благовещенского собора.
Еще в конце прошлого столетия было известно, что в 1508 году «Феодосий, сын Дионисия с братией» украсил стены собора фресками, которые в последующие века оказались покрытыми другой многослойной росписью.
В 1882 году академику Фартусову была поручена расчистка фресок. Академик снял несколько слоев краски и, дойдя до грунта, обнаружил рисунок, сделанный на мягкой, тщательно отполированной штукатурке.
Фартусов переусердствовал: в ряде мест по неосторожности он счистил краски самого Феодосия и был отстранен от работы.
Вместо него наняли артель ремесленников, и она окончательно похоронила рисунки Феодосия под грубой иконописью.
Советские искусствоведы открыли древние фрески, казалось безвозвратно погибшие, и во всем блеске выявилась радостная праздничная гамма красок, с редким умением распределенная на плоскости соборных стен.
Золотисто-желтый фон. Мастерски написанные фигуры. Тонкий орнамент. Нежные и мягкие — зеленоватые, палевые, розовато-сиреневые тона пейзажа. Густые, насыщенные — темнопурпурные, красновато-коричневые, лиловые краски одежд. И словно огненные вспышки — пятна киновари...
С такой же взыскательной любовью проводятся все работы по восстановлению Кремля.
Надо кое-где заменить старый изношенный кирпич новым. Реставраторы не позволяют себе пустить в дело обычные кирпичи: они должны быть точно такими, из каких четыреста пятьдесят лет назад были выложены эти стены. Даже вяжущий состав им нужен тот же, что был у каменщиков при Иване III.
Возникает неожиданное обстоятельство: оказывается, и при современной технике строительного дела сразу не разгадаешь, не восстановишь тогдашнюю технологию. Однако в работу включается Академия архитектуры — и секрет разгадан.
То же повторилось с цветной глазированной черепицей, с медью для кружевных кремлевских подзоров, с красками золотистого и серебристого цветов — все было изготовлено точно по образцам XVII века, когда Кремль окончательно получил свой теперешний вид.
Московский Кремль и его архитектурные памятники открыты для посещения трудящимися. За 1954 год в музеях Кремля побывало около шестисот тысяч человек — рабочих, колхозников, служащих, студентов, школьников. В том же году кремлевские дворцы и музеи осмотрело почти двадцать тысяч иностранцев.
Представители Индии оставили в книге отзывов такую запись:
«В музеях собраны шедевры искусства России, шедевры его истории. Когда-то эти богатства были собственностью царей, владевших всей страной. Теперь мы видим, что двери Кремля открыты для народа и народ должен быть благодарен правительству за бережную заботу о памятниках его истории. Да здравствует новая история Кремля!».
На Спасской башне чернела зияющая дыра — там, где еще недавно были часы: в Октябрьские бои снаряды разрушили часовой механизм, исковеркали циферблат, и от него остались только две цифры — XI и XII.
Ленин приказал починить «главные часы страны».
У них тоже своя история.
Часы с боем установлены здесь в 1625 году, когда стрельчатым верхом оделась боевая Спасская башня и колокольный литец Кирилл Самойлов отлил для них тринадцать колоколов.
В ту пору тяжелый циферблат кремлевских часов был окрашен лазурью и расписан золотыми и серебряными звездами.
Неподвижная стрелка походила на солнечный луч. Вместо стрелки вращались двадцатипудовые «узнатные» колеса-циферблаты. Показывали они только время от восхода до захода солнца (на ночь часы не заводились), каждые четверть часа неслось со Спасской «перечасье» — звон колоколов. Иноземцы называли московские часы «дивом мира» и считали «знаменитыми во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звуку своего большого колокола, который слышен не только во всем городе, но и в окрестных деревнях больше чем на десять верст».
Не раз часы страдали от пожаров, но русские мастера неизменно восстанавливали их, придавая новый вид, внося изменения в часовой механизм, меняя число и музыку колоколов, и снова «самозвонно и самодвижно» отбивали кремлевские куранты годы и столетия русской истории.
Да, такие часы должны работать — это приказ Ленина. И за дело берутся Бернес — сын «Спасской башни часовщика», сам старый слесарь-часовщик кремлевских мастерских и Михаил Черемных — художник и музыкант.
Они поднимаются на башню, открывают тяжелую железную дверь и взбираются на двести сорок восемь ступеней, крутых, истертых.
Здесь, наверху, все разбито, перекорежено, исковеркан весь сложный, единственный в своем роде механизм, занимающий два башенных этажа.
Надо выковать новый маятник, спаять сломанную часовую стрелку, исправить валы и шестерни, натянуть канаты для гирь. Надо разобраться в хитроумной системе колоколов, по-новому расставить на медном валу «механических звонарей», вдохнуть жизнь в древнюю колокольную семью, возглавляемую двухтонным исполином, отлитым еще в 1769 году русским мастером Семеном Мозжухиным.
Когда все было сделано, часы послали в мир набатную музыку «Интернационала».
С тех пор из ночи в ночь бьют часы на Спасской башне, и несется в эфир Гимн Советской державы.
Сколько людей в разных уголках земного шара каждую ночь слышат по радио голос Москвы!
23 часа 59 минут... Тишина. Где-то в глубине рождается еле внятный шорох, словно шелест красного флага над Кремлем, словно дыхание ночной Красной площади. Потом всплывает короткий автомобильный гудок. Ему откликается второй, третий. И вот начинается серебряный перезвон четвертей, и торжественно звучит удар за ударом. Они несутся над площадью, над Москвой, над страной. Летят по дорогам и без дорог, через рубежи и границы, на все четыре стороны света. И в мерном бое московских курантов люди Земли слышат не счет часов, уходящих в прошлое, а биение горячего сердца революцией рожденного мира.
Какие штрафы грозят тем, кто затевает ремонт в своей квартире
Теория и практика
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
Кредиты могут быть разными. Попробуем разобраться в их главных отличиях и основных особенностях:
